Дмитрий ИСАЕВ

«Квартет для двоих». Именно такое название спектакля рекламировали афиши со знакомыми именами московских артистов: Наталья ВАРЛЕЙ, Вячеслав ШАЛЕВИЧ, Дмитрий ИСАЕВ… Хотя, оказывается, в Москве этот спектакль идет совсем под другим названием: «Шашни старого козла»…

– Это я так пошутил…

Насколько же здорово выглядит лукавая усмешка в глазах умудренного опытом человека! Отвечая за ко… название своего спектакля, Вячеслав Шалевич с деланой скромностью потупил глаза, а в них плясали чертики настоящего бесшабашного мальчишеского озорства. Конечно, вдвойне смешнее, когда ты пошутил, а твою шутку вдруг приняли за чистую монету… В этот момент я, кажется, еще на шаг приблизилась к пониманию театральной «кухни». Театральный капустник – это не какой-то отдельный жанр. Капустник – это и есть в театре самый что ни на есть рабочий процесс, пьеса рождается, как искра, и разрастается, как снежный ком талантливых актерских придумок. Хорошо смеется тот, кто дышит свободно и легко, творчество – это всегда за рамками и всегда спонтанно. Хорошо смеется тот, кто может себе это позволить…

– «Квартет для двоих» – такое название было у автора сначала, но у нас театр антрепризный, а антреприза предполагает обязательно какое-то привлечение зрителей. Пьесу мы чуть-чуть переделали. А «Квартет» – это название ни о чем не говорит, и я пошутил, предложил другое название. Но оно тоже имеет двоякий смысл. Кто-то очень рьяно идет на это название, а кто-то боится: а ну его к черту! 

Привлечение зрителей – очень сложный вопрос, я всегда этим мучаюсь, потому что я сам руковожу театром. С одной стороны, думаешь о зрителях, с другой – о своих артистах, о возможностях, о том, на каком уровне находится сам театр. Сейчас чуть поменялось время, и зритель уже не тот, который хочет во что бы то ни стало хохотать, должен быть некий адрес в отношении к зрителю, нужно знать, что ты хочешь сказать. Сцена – это всегда проповедь. 

Для меня очень важен современный репертуар. Раньше был запрет на классику, определенный календарь, сейчас же все зависит от вкуса театра, его достоинства, его ответственности за то, что он делает. Я не сторонник того, чтобы переделывать классику. Иногда в классических произведениях есть тот язык, те образы, которые достойны артистов, и, мне кажется, на сегодняшний день очень интересен такого рода материал. Или похожий на классический, но такой найти очень трудно. Я сейчас в новом репертуаре выбрал две пьесы. Одна современного автора притчевая пьеса – «Завещание целомудренного бабника». Какое нелепое название… Но она очень интересна по мыслям своим, по ощущениям, по отношению к женщине, к любви. А вторая пьеса по произведению Мамина-Сибиряка, где есть замечательный материал, замечательные характеры и чудотворный язык. Вот, наверное, из сочетания компонентов театральности и обязательно хорошего литературного материала и приходится выбирать пьесы… 

Руководить театром вообще сложно. Многие режиссеры – они готовы поставить спектакль, взять свой гонорар, использовать всех и уйти. А вот заниматься воспитанием труппы, следить, чтобы актеры не повторялись, а развивались – эти возможности есть только в стационарном театре, каким не обладает наше отечество во многих вариантах. Это сложно. А в кризисные времена вообще сложно. Нам даже заявили: «Вы мечтаете о том, чтобы шить костюмы, делать декорации? Забудьте об этом!» Может, на какое-то время. Может, навсегда. Но мы шьем, к сожалению. Потому что одеваться в то, что у тебя есть в фондах, играть на картонных стенках – зритель всегда очень ощущает такую подделку. Собственные средства есть, но у кого-то тысячный театр, а у меня всего 150 зрителей, поэтому мне труднее всего. У нас такой камерный театр, домашний, с хорошей труппой, но приходится вертеться…

Конечно, легче легкого идти на поводу у зрителя. Но смотря, на каком поводу. Я не сторонник такого привлечения зрителей: раздел девочек, посадил их на шест, мода еще (чего я категорически не приемлю) – мат на сцене, эпатаж черного юмора. Поэтому мы стараемся держаться на некоем уровне, ниже которого мы себя не опускаем. У нас чудные авторы в репертуаре: и Пушкин, и Цветаева, и Островский, многие другие. Стараемся находить возможность увлекать другим. Во всяком случае, главное, чтобы во главе стоял его величество артист. Если это происходит, то зритель за этим очень следит и радуется. У нас есть поклонники, которые приходят не единожды, и мы стараемся быть на уровне достойном. Когда я пришел 10 лет назад, театр был в таком грустном положении. Я сказал: давайте повернемся лицом к Москве, чтобы о нас узнали. Лицом повернулись, а вот возвыситься нам еще не удалось…

Многим приходится платить за успех? В конечном итоге, наверное, да. Все-таки мы очень занятые люди, и если рядом с нами нет человека, который все берет на свои плечи, то это очень страшно. Имеется в виду супруга. А так – ну, когда есть такая возможность, ты, конечно, вместе с ребенком. Но что греха таить, и ребенок может скучать, отторгать тебя и что-то в этом духе. Все зависит от индивидуальности. Кто как распоряжается. У меня все здорово. У меня сейчас живет трое детей. Я женился на девушке, у которой уже было двое детей, а потом мы родили еще одного – маленькую девочку. Поэтому они все в группе, они друг друга очень любят, очень дружат и вместе живут. И жена очень такая… заботливая. Семья даже не втягивает меня в какие-то дела. Да, приходится много разъезжать – а что делать? 

Дмитрий ИСАЕВ:

– Наверное, так сложилась моя жизнь, что мне не доводилось, не было желания мелькать на тусовках, ходить на многие светские салоны. Я ходил к своим друзьям, когда это было нужно. Помогает ли это? Я не думаю. Не думаю, что это помогает, что это обязательное условие. В Москве – да, это нужно делать, нужно ходить, потому что очень много информации берется из глянца. Но на 90% она неправильная, это все придумано, здесь я могу рассказать одну историю, там – другую историю. Это никого не будет волновать, на самом деле, что я здесь несу. Поэтому нужно ли это, является ли это частью профессии? Сейчас на каком-то этапе – да. Но это личное желание каждого, кто как хочет. Лучше, очевидно, ходить. Если ты не чувствуешь себя достаточно защищенным в чем-то, то можно не ходить. 

Нужен ли молодежи театр? Мне – нужен. Но меня этот вопрос мало интересует. В зале молодых вижу очень мало. Но у нас есть несколько спектаклей, где сидит только молодая публика. Я родился на таком… разломе, я уже не самое молодое поколение. У меня были какие-то определенные гражданские позиции, которые улетучились со временем. Абсолютно. Я их не придерживаюсь. Я считаю, разумеется, домом дом, где я живу, но… Должен ли иметь молодой человек гражданскую позицию? Мне кажется, что так жить проще, надежнее, интереснее, чем не иметь никаких позиций. Но это не должно превращаться в догму и заставлять тебя осесть на одном месте. Если это способствует некоему продвижению, то да, а если это – догматика, то, конечно, не нужно. Зачем? Это не помогает.

Для меня в условиях кризиса ничего не изменилось. Я как работал, так и работаю. Что касается молодежи, очевидно, им будут предлагать работу, если это будет обученная, хорошая молодежь. Если будут брать кого попало с улицы, то это будет то, что мы сейчас и наблюдаем в основном на каналах. Они еще лет 5 протянут на старом материале, на той ерунде, которую они, мы все отсняли. Поэтому то, что касается какого-то прорыва к свету… Смотрите фестивальные фильмы, их очень много хороших. Только они не выходят за рамки чего-то, где их запирают, откуда не пускают. Насчет молодежи – конечно, им очень тяжело будет. Сейчас будет одна кучка людей, которая будет сниматься по-прежнему и дальше, которая уже стоит у кормушки, иначе это и не назовешь. Молодежь – не знаю, кому как повезет. Здесь уже рынок.

Фестивальное кино разное, если кто-то предпочитает видеть кошмар в жизни – это его право. Кто-то предпочитает видеть красоту и любовь. Возможно, это снять труднее и дороже, разумеется, проще рыдать, чем смеяться, это априори. 

Вячеслав ШАЛЕВИЧ:

– Я давно говорю, что сейчас снизилось качество образования, на меня даже обижаются. Считают, что молодые актеры умеют все: и петь, и танцевать, и прыгать. Выдержат любой кастинг. А вот выйти на сцену и помолчать, и чтобы за ними еще в этот момент следили – этого индивидуального товара уже все меньше и меньше. И этот товар еще, к сожалению, уходит от нас навсегда. Те, кто могли молчать на сцене. Это, кстати, относится и к гражданской позиции. Которой актер должен, наверное, все-таки обладать. Я 12 лет преподавал, и это было моей позицией: сначала шли экзамены на русскую классику, на западную, на водевили, а в самом конце я делал материал только на современном товаре и считал, что это самое трудное. Потому что в этот момент и проявляется человеческая позиция, его индивидуальность, его, если хотите, какой-то «задний план». Раньше как было: масса каких-то подтекстов, эзоповский язык, который люди понимали. Сейчас этого уже нет, все говорят напрямую. Сказать просто напрямую – это легко. А иметь за этим какую-то мысль – это зависит от индивидуальности артиста. И узнать эту индивидуальность, а тем более ее воспитать – это дело сейчас отсутствует. Потому что я знаю, что в Щукинском сейчас больше отдают времени тренингу, сценическому движению, они делают какие-то этюды, прекрасно двигаются, в ритме существуют, а образа уже нет. Это уже отсутствует.

Спасет ли актера образованность? Спорно. Я знал великого, гениального артиста Николая Гриценко, у которого книги были подобраны под цвет. Он ничего не читал. Когда ему дали Пушкина, Дон Жуана, он на следующий день пришел очень обиженный: «Нет такого произведения у Пушкина!» Он перелистал оглавление – «Дон Жуана» нет, а что это «Каменный гость», это до него не дошло. Но Богом был дан такой талант, природой, наверное, я не знаю… Он входил к Рубену Симонову: «Я вам покажу пять образов, а вы отберите». И он показывал пять совершенно разных образов, и можно было выбирать, так они были фантастически сделаны. А есть образованные артисты, много читающие, а когда выходят на сцену, ничего не могут сделать. Природа другая, само появление способностей другое. Это нужна вера в обстоятельства и много других позиций, которые очень важно иметь от природы. Актерству научить все-таки нельзя, это либо есть, либо нет, несомненно. Хотя выучиться – это я могу из толпы любого обучить, а настоящий природный талант – это заложено генами и Богом…

Анна Рысь, фото Елены Пегоевой